- Холодно, - так говорит Кеджоро, входя в его комнату. Она только-только с улиц, где снежно и пустынно сейчас, где оголодавший ветер поет нескончаемые звериные песни. Парящая в воздухе голова разворачивается на сто восемьдесят градусов, окидывает гостью взглядом, и усталое лицо освещается улыбкой, будто в старом, покрытом паутиной камине вдруг полыхнул огонь. - Здравствуй, Кино, - мягко приветствует Кубинаши. Сидящее у низкого столика тело тоже поворачивается, делает приглашающий жест, - садись, мол, рядом, будем греться. Она встряхивает волосами, и снежинки, заблудившиеся в роскошных локонах, оказываются в воздухе, чтобы спустя пару мгновений стать каплями воды. В темных волнах волос ёкая Кеджоро они не таяли. Девушка садится рядом, привычно близко, и опускает голову на его плечо. Так не видно зияющей черноты в том месте, из которого у людей поднимается шея. Так можно опустить ресницы и представить, что он прежний. Вспоминать, как внутри их тел текла жизнь. Он берет ее ледяные, озябшие ладони в свои, но это не сильно помогает - его руки едва ли теплее воздуха в комнате. Однако она делает вид, что ничего не замечает. Делает вид, будто прикосновение ёкая и впрямь может быть теплым. Откуда-то из глубин дома доносится знакомый громкий смех. Там в пиалы льется сакэ, особое сакэ ёкаев, то, что вмиг прокатывается по всему телу огненной волной, раскаляет кровь от макушки до кончиков пальцев, и чувствуешь себя живее всех живых, и забываешь - забываешь правду о себе. Одновременно - им многое приходит в голову одновременно - они думают об этой иллюзии, и непроизвольно прижимаются друг к другу крепче, вдруг почувствовав себя совсем-совсем-совсем неживыми. Даже покачивающаяся обычно бесцельно и свободно в потоках воздуха голова Кубинаши вдруг опускается на его плечо и щекой прижимается к макушке Кеджоро. - Верно. Холодно, - бормочут тихонько бледные губы бывшего вора. Тонкие пальцы женщины вцепляются в его руку, и она сжимается в комочек, становясь похожей на ту девочку, что он знал раньше, в прошлой, давно прошлой жизни. Девочку, любившую горячо и искренне. Он вдруг вспоминает, как тогда, перед лицом всемогущего повелителя клана Нура, она обвила его руками в слабой попытке защитить. Его кровь уже тогда была холодной и темной, как ноябрьские вечера, но она была жива, и ее сердце билось ясно и тепло. Жаль, что он не может заставить свое нагреться для нее теперь. Но может, это еще ничего не значит?.. - Кино, Кино... - зовет он нараспев, почти мурлычет, зовет как звал раньше, когда под кожей еще билась жизнь. Она изумленно вскидывается, пораженная этой почти забытой интонацией его голоса. Голова ёкая мягко опускается с его плеча. Будем вспоминать, как согреть друг друга своим теплом, Кино. Вспоминать, как дарить свое сердцебиение другому. Когда-нибудь вспомним. Впереди вечность.
-
-
20.01.2012 в 20:45- Холодно, - так говорит Кеджоро, входя в его комнату. Она только-только с улиц, где снежно и пустынно сейчас, где оголодавший ветер поет нескончаемые звериные песни.
Парящая в воздухе голова разворачивается на сто восемьдесят градусов, окидывает гостью взглядом, и усталое лицо освещается улыбкой, будто в старом, покрытом паутиной камине вдруг полыхнул огонь.
- Здравствуй, Кино, - мягко приветствует Кубинаши. Сидящее у низкого столика тело тоже поворачивается, делает приглашающий жест, - садись, мол, рядом, будем греться.
Она встряхивает волосами, и снежинки, заблудившиеся в роскошных локонах, оказываются в воздухе, чтобы спустя пару мгновений стать каплями воды.
В темных волнах волос ёкая Кеджоро они не таяли.
Девушка садится рядом, привычно близко, и опускает голову на его плечо. Так не видно зияющей черноты в том месте, из которого у людей поднимается шея. Так можно опустить ресницы и представить, что он прежний. Вспоминать, как внутри их тел текла жизнь.
Он берет ее ледяные, озябшие ладони в свои, но это не сильно помогает - его руки едва ли теплее воздуха в комнате. Однако она делает вид, что ничего не замечает. Делает вид, будто прикосновение ёкая и впрямь может быть теплым.
Откуда-то из глубин дома доносится знакомый громкий смех. Там в пиалы льется сакэ, особое сакэ ёкаев, то, что вмиг прокатывается по всему телу огненной волной, раскаляет кровь от макушки до кончиков пальцев, и чувствуешь себя живее всех живых, и забываешь - забываешь правду о себе.
Одновременно - им многое приходит в голову одновременно - они думают об этой иллюзии, и непроизвольно прижимаются друг к другу крепче, вдруг почувствовав себя совсем-совсем-совсем неживыми. Даже покачивающаяся обычно бесцельно и свободно в потоках воздуха голова Кубинаши вдруг опускается на его плечо и щекой прижимается к макушке Кеджоро.
- Верно. Холодно, - бормочут тихонько бледные губы бывшего вора. Тонкие пальцы женщины вцепляются в его руку, и она сжимается в комочек, становясь похожей на ту девочку, что он знал раньше, в прошлой, давно прошлой жизни.
Девочку, любившую горячо и искренне. Он вдруг вспоминает, как тогда, перед лицом всемогущего повелителя клана Нура, она обвила его руками в слабой попытке защитить. Его кровь уже тогда была холодной и темной, как ноябрьские вечера, но она была жива, и ее сердце билось ясно и тепло.
Жаль, что он не может заставить свое нагреться для нее теперь. Но может, это еще ничего не значит?..
- Кино, Кино... - зовет он нараспев, почти мурлычет, зовет как звал раньше, когда под кожей еще билась жизнь. Она изумленно вскидывается, пораженная этой почти забытой интонацией его голоса.
Голова ёкая мягко опускается с его плеча. Будем вспоминать, как согреть друг друга своим теплом, Кино. Вспоминать, как дарить свое сердцебиение другому.
Когда-нибудь вспомним. Впереди вечность.
-
-
21.01.2012 в 15:53Откроетесь?
Заказчик.
-
-
22.01.2012 в 17:50авт.
-
-
22.01.2012 в 19:10-
-
20.10.2012 в 11:42