III-1. Рикуо/Кицунэ. АУ от канона, великое перемирие и как залог - соглашение про общего ребёнка. В клане не знают, кто мать младенца, которого 14-летний Третий Нура принёс в дом и назвал наследником. Странная внешность-способности и т.п., беспокойные догадки домашних при виде подрастающего Йондайме Нура. NH!
- Это мой сын и наследник. Кто-то против? - холодные глаза обежали хоровод, и ёкаи притихли, словно окаченные холодной водой.
На руках у Третьего - ребенок, совсем маленький, с ошалелыми желтыми глазьями, таращащимися из вороха пеленок.
- Никто не против, - прошамкал Старик. - Только ты б объяснил... этого, откуда он у тебя?
- Дед! Тебе вроде еще отец не рекомендовал лезть в чужую личную жизнь и компенсировать отсутствие своей, нет?
- Но...
- Она ёкай. Этого тебе мало?
Этого было более, чем достаточно. Хоровод не поймет, если он продолжит расспросы вместо того, чтобы порадоваться невероятной удаче: рождению наследника почти-ёкая.
Когда встал вопрос о кормилице, Рикуо пожал плечами и сказал, что найдет сам. Он вообще после Перемирия стал невероятно самостоятельным и в то же время - страшно замкнулся в себе. Кормилица носила ярко-алое кимоно и низко кланялась всем встречным, не исключая и маленьких. Никто никогда не слышал от нее худого слова, никто не видел обиды - и все же Куро с некоторым стыдом чувствовал к ней недоверие на грани ненависти.
- Вы уверены, что этой женщине можно доверить Вашего ребенка, Рикуо-сама?
- Только ей и можно, Куро, - сухо откликнулся Третий. - Пожалуйста, хоть ты избавь меня от вмешательств в личную жизнь - достали уже!
- Значит, я не единственный, кто спрашивает?
- Значит, не лезь! Пожалуйста, - смягчившись, добавил Третий.
Кормилица, склонившись над люлькой, тихо напевала колыбельную:
- Спи мой сыночек, дам тебе клубочек, зажми в кулачок - и молчок... спи, мой ушастенький, лисенок лобастенький...
- Кубинаши! - маленький Четвертый умеет орать так, что слышно на все поместье. - Кубинаши, я хочу КУРОЧКИ!
- Но вы сегодня уже ели курочку, господин! - устало говорит Кубинаси.
- Господин голоден и хочет курочки, Кубинаси-сама, - мягко шепчет его нянька (бывшая кормилица), низко кланяясь. - Не стоит отказывать ему в такой малости.
- Переедать плохо, - неловко кривится Кубинаси при виде нее.
- Недоедать еще хуже, Кубинаси-сама. И потом, господин мой - ведь Сандаймэ Нура-сама так тяжко болен... молодой господин страдает. Пусть у него будет немного радости, осмелюсь предложить...
- Да. Да, конечно. Ты права. Идем, дам тебе курочки, молодой господин.
Интересно - он один не помнит, как все-таки зовут эту кормилицу?
- Мне очень, очень жаль, что отец и дед нас покинули, - тихо говорит мальчик десяти лет. - Тем более, что я еще так юн и слаб. Но, я надеюсь, с вашей помощью я все-таки справлюсь. Ведь справлюсь же, да?
Хоровод дружно выразил уверенность, что молодой Четвертый обязательно справится.
Тот улыбался, щуря длинные желтые глаза. Из угла залы ему улыбалась его нянька-кормилица.
Она единственная совершенно точно знала, что тот уже справился.
Автор, кажется, я вас знаю.
З.
Вообще, тема тоже задана... не мягкая.
А.
Вроде про Кицунэ пока почти не писал О_о
И хорошо так.
А что колыбельная? Слишком характерно? *заинтересованно*
Да, характерная). "Матушка моя лисица..."